Дневник по своей сути есть зеркало души человека, который имеет привычку писать. Ведь человек так устроен, что не перед каждым откроет душу, расскажет о наболевшем, о сомнениях, не с каждым поделится радостью. А вот садясь за письменный стол, беря ручку, открывая тетрадь, он без стеснения пишет о виденном и услышанном, пережитом. Потому что пишет для себя, не для чужих глаз. Откровенность – вот характерная черта дневников. Но в процессе работы над архивными материалами легендарного Бауыржана Момышулы пришла мысль о том, что необходимо донести до широкой публики его отношение к своему времени, к людям, с которыми он жил и работал, его оценку тех трагических событий в истории нашей страны, свидетелем и непосредственным участником которых он являлся. Благодаря хорошей привычке вести дневники его откровения дошли до нас в первозданном виде.
Самой большой жизненной потребностью Бауыржана Момышулы было писать. Писать на каждом шагу, писать в окопе, в блиндаже, лежа на больничной койке, сидя за обеденным столом… Писать на обрывках бумаг, на пустых папиросных пачках, писать в тетрадях. Родилась какая-то мысль – он ее тотчас запишет. Запишет как есть, как нахлынула волна. Многие из этих записей использовались в дальнейшей литературной работе. В частности, в основу книг «Волоколамское шоссе», «За нами Москва», «История одной ночи» легли именно военные дневники Бауыржана Момышулы.
Вчитываясь в слова, написанные каллиграфическим почерком Момышулы, узнаешь не только этапы его биографии, но и историю страны, узнаешь многие неизвестные детали того непростого периода жизни советского народа. Например, заинтересованный читатель найдет в дневниках свидетельства о том, что Б. Момышулы рано и активно начал заниматься творческой работой. В частности, в 1937 году в газете «Социалистік Қазақстан» была опубликована его статья о Монгольской Народной Республике. Но полковник возмущается: «Какой-то Джусупбеков Сулеймен прилип к моей статье как соавтор». Или в том же 1937 году он так рассуждает о взаимоотношениях командиров и солдат: «Я всегда ненавидел своих начальников (не в моем характере угождать всякому дураку), но любил подчиненных и товарищей уважал».
А вот страница истории страны: «Из-за безграмотности штабов в Генштабе перепутали учет личного состава на 10-15 тысяч, чем и вызван приказ наркома о поголовном переучете людей, нас». Оказывается, в 1938 году был такой своеобразный приказ, «благодаря» которому солдаты целыми днями мучились в строю, чтобы их пересчитали по головам.
Но Б. Момышулы не был бы самим собой, если бы только фиксировал события. Он размышляет, рассуждает, дает оценки действиям руководящих органов, смело, без оглядки доверяет свои откровения бумаге, не боясь того, что они могут попасть в руки сверхбдительных сограждан. Например, он обеспокоен возможным началом войны и тем, что в случае, если нагрянет настоящая война, основной бедой у нас будут дороги-артерии, по которым должно подвозиться продовольствие, поступать оружие. И дальше рассуждает о том, что лучше вместо домов строить дороги и посадить пехоту на транспорт. Ведь изнуренный долгими переходами и маршами пехотинец – плохой воин. Эти мысли Бауыржана Момышулы 1938 года стали реальностью много позже: появились боевые машины пехоты, и пехотинца в классическом понимании слова нет.
Как и предполагал Б. Момышулы (впрочем, не только он, но и многие трезвомыслящие люди), грянула война. И советские войска, которые, по словам наркома обороны Климента Ворошилова, должны были воевать на чужой территории, покатились назад, к Москве. «Ошибка была не во внешнем, а во внутреннем мире: на высокие должности подбирались подхалимы, а честные люди терялись во мгле недоверия».
Недавно мы отпраздновали 70-летие Великой Победы в Великой Отечественной войне. Но до сих пор не умолкают споры о том, почему гитлеровская армия в считанные месяцы прошла европейскую часть СССР и осадила Москву и Ленинград. Этот вопрос не давал покоя и Бауыржану Момышулы. Его оценки и мнение интересны и в большой степени объективны, потому что он был не просто очевидцем, но и активным участником трагических событий, предшествовавших войне. Он, как грамотный и думающий офицер, видел, как обескровили армию перед началом войны, какие сомнительные решения принимало высшее военное командование. Например, он недоумевает по поводу того, почему разрушались долговременные оборонительные сооружения по всей старой границе 1939 года. А надо было бы оставить их в качестве второй армейской полосы обороны, так как война настойчиво стучалась в двери. Прославленные командармы, маршалы и генералы, имеющие огромный военный опыт, были объявлены врагами народа. А на их места на высшие командные должности с 1937 года назначались люди, поднявшиеся по служебной лестнице не по способностям и опыту, а больше по безупречным анкетным данным. За два-три года до начала войны они так и не научились водить войска.
Бауыржан Момышулы вспоминает, что когда в 1939-1940 годах служил в Украине и принимал участие в походах на Карпаты и в присоединении Бессарабии, не встречал на оперативно-штабной службе ни одного офицера с академическим военным образованием. И это в войсках, находящихся в очень опасной близости к набирающей силу гитлеровской армии! Полками, дивизиями, а порой и корпусами командовали люди, имеющие образование полковой школы, в лучшем случае – военного училища. К примеру, начальником штаба у Момышулы был неграмотный капитан Шудрук, из сверхсрочников выдвинувшийся на командные должности, имевший образование полковой школы двадцатых годов. Во время похода на Бессарабию Бауыржан Момышулы по приказанию командира полка составил план предстоящего боя. Шудрук не глядя подписал и махнул рукой: «Нехай так будэ. Отнеси командиру полка на подпись».
Другой пример: в бою на озере Хасан батальон капитана Соленова дерзко атаковал японцев. Те привыкли к тому, что советские войска терпеливо сносили их выходки, поэтому явно не ожидали такого оборота дела и отступили метров на двести-триста. Комбат Соленов был ранен, но не покинул поля боя. Момышулы считает понятным и правильным, что комбата наградили орденом Красного Знамени. Но непонятно, почему его поспешно произвели в подполковники и назначили заместителем командира корпуса. Хотя ответ лежит на поверхности: в армии не осталось таких смелых офицеров, в критических ситуациях способных взять на себя инициативу. А армия больше нуждалась в опытных и грамотных командирах.
Один «бдительный» старшина сверхсрочной службы так расстарался, изобличая «врагов народа», что его произвели в капитаны, и он стал командиром батальона. Одногодник Яковлев, инженер, со своим взводом провел успешную операцию на Карельском перешейке, за что стал Героем Советского Союза. Более того, ему присвоили звание полковника и назначили командиром дивизии. И под водительством таких командиров многие дивизии вступили в смертельную схватку с умелым и организованным врагом. Конечно, в тактическом и стратегическом плане немцы на голову превосходили советские войска. Поэтому неудивительно, что гитлеровцы в считанные недели оказались на подступах к Москве. И не встреть их тут такие опытные комдивы, как Панфилов, страшно представить, чем бы закончилась война.
Кроме того, злую шутку с советскими войсками сыграли пропаганда, шапкозакидательские настроения, порожденные ворошиловскими лозунгами, что Красная Армия будет вести войну на территории агрессора, что война будет выиграна малой кровью, ворошиловскими залпами и глубоким маневром. Хотя о каком глубоком маневре могла идти речь, если основная масса советской артиллерии находилась на конной тяге, а мотопехоты не было и в помине.
Анализируя все эти явления, Бауыржан Момышулы в 1944 году поделился своим мнением с Габитом Мусреповым, который с удивлением воскликнул: «Это поразительно! Ты родился под счастливой звездой! Иначе бы тебя за такие слова давно упекли в тюрьму».
В дневниках и размышлениях оттачивался язык Б. Момышулы, стиль офицера, ступившего позже на литературную стезю. Вот почему некоторые короткие, как автоматная очередь, высказывания больше похожи на афоризмы, на определение каких-то явлений: «Я предпочитаю смерть, которая важней безнравственной славы»; «Бросаемый вверх должен успеть оглянуться по сторонам и вниз, ответить на вопрос «откуда пришел», чтобы ответить – «куда иду»; «Кто ждет и кто раболепно покоряется – творить не может»; «Законы создавались лишь для того, чтобы устрашать граждан, а не для того, чтобы помогать им»; «Таланту нужно уметь жить».
В самые тяжелые для Отечества дни, когда враг стоял у стен Москвы, когда решалась судьба страны, все помыслы советских людей были об одном – отстоять родину. Война, можно сказать, бойня шла не на жизнь, а на смерть. Десятки изнурительных боев в слякоть и зимние морозы Подмосковья, неимоверные испытания на стойкость в пяти окружениях. Казалось бы, о чем может думать человек в таких нечеловеческих условиях? Как бы в живых остаться в этой мясорубке. Поесть горячего после нескольких дней, проведенных без единой крошки во рту. О сладостной затяжке крепким самосадом. И спать, спать.
Но Бауыржан Момышулы тем и отличался от других, что даже в самые грозные часы он не переставал думать и о других, более высоких, материях, как то: судьба родного языка, судьба рядового воина, сражающегося в составе его батальона, а затем полка и дивизии, судьба литературы о Великой Отечественной войне. Много тем – много размышлений. И вот эти размышления словами ложились в дневники, письма, статьи. Сейчас мы можем сказать, что это были первые опыты на литературном поприще. Хотя писать он начал много раньше. Но не публиковался и не был известен широкой публике. А тут – война, жестокая война на истребление. В газетах появляются статьи и интервью, он читает лекции, делает доклады, диктует А. Беку повесть «Волоколамское шоссе», выступает по радио. Так ковалось не только полководческое мастерство, но и нарабатывался стиль литератора, оттачивался язык.
Чрезмерные нагрузки негативно сказались на здоровье Б. Момышулы, поэтому он нередко был вынужден ложиться в госпиталь, как подшучивал над самим собой, – подремонтироваться. Но он не столько лечился, сколько писал. Писал о впечатлениях, наблюдениях, пережитом. И он научился свое отношение к жизненным коллизиям излагать чеканными словами. «Лучше отречься навсегда, чем целовать да плеваться», «Лучше вкушать горечь яда справедливости, чем лакомиться медом лицемерия», «Лучше гнуться под тяжестью правды, чем порхать на крыльях лжи» – по этим установленным для себя правилам он и жил.
Полковник Момышулы часто рассуждает о таких философских понятиях, как долг, честь, страх, гордость и другие. И о задачах командира, главной из которых является воспитание в солдате мужества. Основная масса бойцов на фронте – это вчерашние сугубо мирные люди: землепашцы, студенты, служащие либо кто-то еще. Они в глаза не видели фашистов, а в их душах уже зреет страх благодаря «стараниям» карикатуристов, которые рисовали немцев эдаким чудищем, которого и пуля не берет, и штык не колет. Б. Момышулы, выступая в декабре 1942 года на заседании военной комиссии Президиума Союза советских писателей СССР и редакции журнала «Знамя», требовал от карикатуристов не пособничать таким образом фашистам. Карикатуристам в свою очередь «помогли» отступающие – грязные, голодные солдаты, в чьих глазах застыла печать ужаса и смерти; за головы держатся: немец – это жуть. И в душе новобранца рождаются и соседствуют два чувства – страх и долг. Как утверждает Момышулы, в критический момент боя они вступают в смертельную схватку. Победит страх – ты трус, победит долг – ты отважен. Вот почему командир должен быть сердцеведом и психологом. Он должен знать, что самый укрепленный рубеж немногого стоит, если не укреплены души бойцов.
По книге «Психология войны» мы знаем Бауыржана Момышулы как полководца, умного аналитика психологии солдата. А когда читаешь его статьи, публичные выступления, доклады, размышления, изложенные в дневниковых записях, он предстает еще и философом, публицистом. В статье «Не чернилами – кровью написана летопись наших страданий» (1947 год) Момышулы резко и страстно пишет о национальном вопросе. Было бы безответственно утверждать, возмущается он, что за тридцать лет существования советского строя национальный вопрос в СССР решался гладко. Великодержавные шовинисты, местные националисты внутри партии и среди правительственных руководящих работников были ярыми противниками последовательного решения национального вопроса. И заключает свою мысль такими словами: «Это наши люди, наше несчастье».
Чтобы понять, насколько опасно было для самого автора говорить такие слова, надо вспомнить историю Советского Союза в те сложные, противоречивые годы, когда одно неосторожное слово могло стоить жизни человеку. Тем более что Бауыржан Момышулы, по его же словам, был неоднократным кандидатом на репрессии.
Под тяжестью правды Момышулы жил и в военное, и в мирное время. Он знал очень многое, противился тому, что творилось вокруг, и становился неугодным властям. От ареста и ярлыка врага народа его спасло только то, что он был чрезвычайно популярен в войсках и в народе. А также то, что он был очень одаренным командиром, который нужен был фронту. Он даже до комдива дослужился во время войны. Но война закончилась, Момышулы окончил учебу в академии Генерального штаба. Казалось бы, перед ним открываются перспективы занять высшие командные должности. Но не тут-то было! В ЦК сидели специальные люди от Берии по военным кадрам на высшие должности, мимо которых не могли пройти, как пишет полковник, такие секретные данные, как «моя «политическая неблагонадежность»; бумаги о моем «национализме»; доклады, обсуждения на коллегиях МВД, КГБ Казахстана на предмет ареста меня; информации комиссара П. Логвиненко, СМЕРШевца А. Вилкова о том, что
«Б. Момышулы был хорошим командиром, но за время совместной службы он ни разу не произнес тост за здоровье товарища Сталина», и другие материалы».
Имея такой груз подметных обвинений, Бауыржан Момышулы тем не менее режет правду-матку. И объясняет свое поведение так: «Рядом со смертью мы провели сотни дней и ночей, находились среди тысячи опасностей в минуту. Мы научились смотреть в глаза фактам, говорить правду, вещи называть своими именами». И он, и его боевые соратники имели моральное право говорить не оглядываясь, ибо они «вырастили дерево победы, оросив его не водой, а своей кровью».