Другой вопрос, который в трактовке Момышулы также вызывает дискуссии, – о случайностях в бою. Полковник не признавал этого, отрицал. Напротив, он утверждал, что в бою нет случайностей. Под случайностью он видел всякую расхлябанность, неорганизованность, необдуманные действия офицера. «Все то, что происходит в бою, – закономерно и подчинено определенным законам», – говорит он.
Воюя на передовой, Бауыржан Момышулы много читает о войне. И находит, что в недоброкачественных книгах о войне ложь выступает в костюме правды. Видимо, ему чаще попадались именно недоброкачественные книги о войне, потому что он задумался: почему же, в конце концов, писатели не могут сказать правду о войне. А подумав, пришел к такому выводу: «Это делается не умышленно, а потому, что не умеют говорить правду».
Академия наук и управление по делам искусства Казахской ССР 18 марта 1944 года организовали встречу Бауыржана Момышулы с работниками науки и искусства. Речь полковника была эмоционально насыщенной. Сравнивая преступления фашистов с жестокостями инквизиции, он утверждает, что гитлеровцы в жестокости и изощренности преступления против человечества превзошли средневековье. «На поле боя, в концлагерях, тюрьмах люди в массовом количестве испытывают те муки, о которых и не могли мечтать палачи средневековья», – говорит полковник.
Фашисты заслуживают кары. Но они сильны, и чтобы победить их, нужно грамотно и смело вести с ними бой. И здесь на первый план выходит фигура командира. Именно от командира зависит успех или поражение в бою. Как говорит Момышулы: «Если постараться глубоко проанализировать причины успешного действия войск, то не может оставаться незамеченным вдумчивый и активный характер командира в организации и во всестороннем обеспечении боя по замыслу, построению боевого порядка, тщательной разработке и подготовке предстоящего боя и проведению его. Отвага командира – прежде всего в здравом уме и непреклонной воле. Часто одиночество командира в бою диктуется обстановкой как необходимость, так как все внимание подчиненных в критический момент приковано к командиру. Он не может на своем лице выразить ни сомнений, ни колебаний, ни страха. Колебание командира – колебание подчиненных. Страх на лице командира – предвестник страха подразделения. Командир, не выиграв боя в себе, не имеет права вступать в бой вообще».
Полковник так детально описывает психологические моменты принятия решения и поведение командира во время боя для того, чтобы помочь людям искусства, литераторам понять психологию войны. Он обращается к своим собеседникам с просьбой быть смелее, «внутренне раскрепостить себя, работать без оглядки, не сковывать себя цепью преждевременных вопросов – «как подумают», «как посмотрят», «что скажут», «понравится ли», «как выгоднее толковать».
Художник должен жить высокими идеями, и не следует ему, работающему над большой темой, самому в ходе работы применять ножницы чаще, чем карандаш. По Момышулы, «поэт сегодняшнего дня должен сказать:
Я словом в слово хотел войти,
Чтобы словом слово жечь.
Я мыслью в мысль хотел войти,
Чтобы мыслью мысль сечь.
Я чувством в чувство хотел войти,
Чтобы в чувствах чувство беречь.
Я в войну войной хотел войти,
Чтобы войной войну пресечь.
Я в поэзию поэзией хотел войти,
Чтобы поэзию поэзией вознесть.
Я жизнью в жизнь хотел войти,
Чтобы жизнью жизнь принесть».
Момышулы часто приглашали выступить перед писателями, людьми, тесно связанными с литературной деятельностью. Наверное, организаторы этих встреч знали, что полковнику есть что сказать пишущей и читающей братии. Его опыт офицера ближнего боя, его неординарные мысли о воинском воспитании, смелость его суждений о своих коллегах по перу, его дерзкие оценки действиям бюрократов, а также глубокое знание темы притягивали к нему творческих людей. Может, ими двигала жажда узнать правду из первых уст. То было сложное время, когда не всякий мог отважиться на высказывание правды о виденном. Момышулы же резал правду-матку как она есть.
Вот и в ноябре 1944 года он встретился с членами литературного объединения при Центральном доме Красной Армии, где выступил перед литераторами и читал им лекцию, как писать книги на военную тему. Расшифровывает такие философские понятия, как долг, ум, душа, сомнение, память, лицемерие и другие. А делает это для того, чтобы литераторы поняли психологию войны. А она такова, что сомневающийся, колеблющийся командир при принятии решения путается сам и сбивает с мысли других. Как говорит полковник, «на войне многие стали жертвами несостоятельности ума своих начальников, жертвами их колебаний и сомнений». Но он же добавляет, что «до решения вопроса колебание обязательно. Мышление, решение есть продукт тысячи колебаний».
Момышулы утверждает также: «От командира требуется темперамент ума. Если этого не будет – дело не пойдет. Темперамент должен подхлестывать. Хлопнул дверью – не открывай. Бросил трубку – не поднимай. Можешь раскаиваться в этом через год, но в этом году раскаяние запрещается». Такой стиль изложения мысли нравился слушателям, потому что был прост и понятен.
В декабре 1944 года в Москве в клубе советских писателей состоялось очередное обсуждение повести «Волоколамское шоссе», на которое опять был приглашен полковник Момышулы. Он выступил после того, как московские писатели высказали свое мнение о книге. Поэтому в речи полковника было много пояснений по критическим и другим замечаниям. Видимо, некоторые москвичи достали его своими репликами по поводу того, что герой повести «Волоколамское шоссе» не всегда верно принимал решения и так далее. Поэтому полковник резко говорит им в ответ: «Старший лейтенант Бауыржан Момышулы – он теперь и для меня такой же образ, такой же литературный герой, как и для вас. Это было в 1941 году, а сейчас 1944 год. Я буду говорить о старшем лейтенанте Бауыржане Момышулы, который существовал, об одном из советских офицеров, несущих в себе образ войны, образ нашего времени, образ нашего советского человека в этой Великой Отечественной войне».
Обращаясь к аудитории, Момышулы говорит, что некоторые выступающие обсуждали и будут еще обсуждать недостатки второй повести. В связи с этим он сообщает, что знает о них. «Это недостатки первых десяти дней старшего лейтенанта Бауыржана Момышулы! – эмоционально восклицает он. – Мы никогда не были намерены приглаживать, приутюживать его, полировать, лакировать, применять врачебную косметику. Мы придерживались документальности в росте этого образа».
Здесь, наверное, будет уместно напомнить, что в первый период войны допускали ошибки не только старший лейтенант, но и генералы. К чести старшего лейтенанта, он делал выводы из своих недостатков, потому что был думающим офицером. Но критики не унимаются и упрекают его в нескромности, когда он пишет и говорит от своего имени. На подобные выпады у Момышулы есть ответ: «Когда товарищ Шкловский упрекал старшего лейтенанта в нескромности, то он опоздал на целых три года. 28 октября 1941 года старший лейтенант упрекнул себя в полевой книжке. Перевожу:
«Не похвались,
Успехом захмелев,
Ты львом не станешь,
Зарычав, как лев.
В кусты, как заяц,
От врага не прячься,
Мудрей не станешь,
Дураков презрев».
Один товарищ здесь говорил, что «я, я, я!». Это также намек на нескромность. Старший лейтенант, когда стал командовать полком в декабре 1941 года, получил от себя второй упрек: «Не говори «это сделал я», это сделали тысячи, не говори «это сделали тысячи», это сделали смелые, это сделал народ. Если бы я не был из тысячи, а смелые из народа, кто бы это совершил?».
Интересной оказалась встреча Бауыржана Момышулы со слушателями инженерного факультета военной академии тыла в январе 1953 года. Полковник тогда работал старшим преподавателем в этой академии. В аудитории собрались читающие люди, знающие творчество Момышулы. Естественно, они задавали много вопросов по «Волоколамскому шоссе», вплоть до таких деталей: женат А. Бек или нет. На что полковник в присущем ему стиле отвечает: «Да. Он человек семейный. У него красивая жена. Она старается из А. Бека сделать гения, но А. Бек стать гением не имеет данных». На этой встрече он отвечает на вопросы о повести «Волоколамское шоссе», потому что А. Бек, несмотря на настоятельные просьбы военной комиссии Союза писателей СССР и просьбу полковника, наотрез отказался участвовать в совещании.
Момышулы неоднократно говорил о том, что иногда за военную тему берутся литераторы, которые слабо знают даже элементарные основы военного дела, знакомые с военным бытом и военной жизнью лишь понаслышке. Естественно, из-под их пера выходят примитивные книги о войне и психологии человека на войне. Как выразился полковник, у этих горе-писателей «военные разговаривают каким-то надуманным языком и мечутся на переднем крае с душераздирающими выкриками».
«От наивности этих авторов больше всего достается командирам и политработникам, которые вместо осмысленного и творческого переживания замысла и выработки решения в книгах этих писателей выпаливают готовые стандартные слова приказа без всяких предварительных размышлений; политработники митингуют, призывают и бросают лозунги, а офицеры тыла – интенданты непременно воруют; генералы обязательно ползают на переднем крае», – возмущается Момышулы. И подсказывает, что на фронте было много думающих и записывающих свои впечатления и мысли людей. Эти записи полны достоверности. Писателям остается творчески подойти к ним, и тогда на свет появится достоверное военно-художественное произведение. Говоря об этом, полковник негодует, что битые советскими солдатами фашисты типа Гейнца Гудериана публикуют свои воспоминания, которые имеют целью воспитать из молодежи Западной Германии и других стран фашистов-реваншистов. В то же время советские писатели за 10-15 лет «не опубликовали ни одного солидного труда из личных архивов наших славных маршалов, генералов, офицеров и воинов – непосредственных участников войны».
Другая проблема, по мнению Момышулы, заключается в том, что пишущих людей не раз били по рукам из-за того, что они пишут от своего имени. В том, что офицеры и солдаты Великой Отечественной войны пишут о своих наблюдениях и переживаниях, некоторые ремесленники от литературы увидели саморекламу, нескромность автора. А поскольку фронтовики – сплошь люди скромные, многие содержательные записи пылятся в личных архивах. А должно быть наоборот: они должны стать достоянием общественности.
Надо сказать, что Бауыржан Момышулы тонко чувствует назревание той или иной проблемы. Взять, к примеру, качество перевода текстов с русского языка на казахский. В данном вопросе полковник выступает не просто как критик, а больше как аналитик: детально вскрывает причины возникновения проблемы. «Было бы неверным утверждать, – пишет он, – что в казахском языке отсутствуют военные понятия, военная терминология». Как он утверждает, казахский язык богат военными понятиями и терминами мануфактурного периода войны. История народа отражается в его языке, в его словаре. Казахский народ вел затяжные войны в мануфактурный период, следовательно, сам производил орудия войны и давал названия этим орудиям.