В Павлодаре прошел спектакль с участием известных российских артистов Александра Панкратова-Черного, Наталии Егоровой и Светланы Тома. После спектакля актеры рассказали «Версии» о своей судьбе и взглядах на современное кино и театр.
По собственной инициативе, давно ставшей уже своеобразной традицией, в нашем городе почетных гостей встречала школа «Стикс» во главе с директором Юрием Ивановичем Степкиным. После сыгранного спектакля «Заложники любви» прибывшие артисты, несмотря на усталость после перелета и выступления, согласились побеседовать с журналистами. Как оказалось, для Александра Панкратова-Черного в Павлодаре есть кое-что родное.
- Много лет назад я уже был в этом городе, - вспоминает артист. - И тоже встречали меня в «Стиксе». Школа это или музей, даже точно не знаю, как правильно будет сказать, но мне приятно здесь находиться. Для меня Павлодар очень памятен, потому, как мать Андрея Кончаловского, моего близкого друга, и Никиты Михалкова Наталья Петровна Кончаловская была очень дружна с Павлом Васильевым. Я - поклонник его поэзии. И очень горд, что был знаком с Натальей Петровной, его музой, которой он посвящал много стихов. Мне кажется, что треснутая напополам мемориальная доска имени Павла Васильева - это божественный знак: Иртыш пересекает город также наискось. В Казахстане похоронены два моих дяди, они были сюда сосланы в советские годы, тетя, двоюродная сестра.
- Как вы считаете, почему сегодня, когда мир развивается в таком стремительном темпе, неустанно предоставляя человечеству все новые виды развлечений, театр по-прежнему жив и востребован?
- Вы знаете, театр - вечное искусство. В нем человек всегда будет нуждаться и тянуться к нему. Это - живое действо. Люди - очень замкнутые существа, они боятся высказаться, глядя в глаза, а театр дает такую возможность. Мы выходим на подмостки и говорим о том, что наболело. А зритель слышит, что истина есть, есть правда. Я двадцать лет уже не занимаюсь режиссурой - разочаровался, мне многое запрещали. В 90-е годы я по три, по пять лет без работы сидел. В таксопарках машины мыл, в депо трамвайном работал, чтобы семью кормить. Я понял, что нет свободы слова, это была лжедемократия. Моя последняя режиссерская работа - «Система ниппель». Восемь лет фильм пролежал на полке, и только с приходом Путина народ его увидел. Через три года после окончания работы над фильмом Ельцин, как и герой моего фильма, также залезет на танк, обращаясь к народу. Интересно, но даже в таком же костюме и с таким же галстуком. Мой дед говорил, что служить надо отечеству, а не властям. Эти слова я запомнил на всю жизнь.
- Я знаю, что ваша другая страсть - поэзия, когда вы обнаружили в себе интерес к ней?
- О, это история скандальная. У нас в деревне был такой частушечник - Ванька Сидоров. Он увидел, что я неравнодушен к Лидочке Лысьевой, это была моя школьная подружка. Мне было тогда лет девять, и я очень был в нее влюблен. А она мне пирожки подкладывала в парту. Ванька заметил мое неравнодушие к Лидочке и сочинил частушку-нескладушку, где были обидные слова. Я зол был, дубину схватил, гонял Ваньку по всей деревне. А после пришел домой, сел за стол и написал в ответ стихотворение. Воспроизвести нельзя, это нецензурно. И потом уже он меня гонял по всей деревне. Мой дед после выпорол меня ремнем за матерные слова, а бабушка объяснила, что такое поэзия, что такое стихи. С тех пор я стал писать и пишу по сей день. Когда мне было 17 лет, я уже печатался в Нижнем Новгороде, учась в театральном училище, и тогда же попал на первый всесоюзный семинар молодых поэтов. Там я познакомился и с Беллой Ахмадулиной, Николаем Рубцовым, Ларисой Васильевой, Риммой Казаковой. Спустя десятилетия, в Союз писателей меня Римма Казакова и принимала. В 67-ом году меня очень сильно шибануло пятое управление КГБ, обвинили в антисоветчине. Я дал подписку, что не буду публиковать своих произведений. А то стихотворение, из-за которого я привлек их внимание, было посвящено поэту-фронтовику, автору знаменитой «Бригантины» Павлу Когану, я был поклонником его творчества. В военные годы они с Михаилом Кульчицким убежали с литературного института на фронт, в первых же боях погибли. У Павла Когана есть гениальное стихотворение «Гроза». Оно заканчивается словами: ««И снова тишь…/ Как равнодушье, как овал./Я с детства не любил овал!/Я с детства угол рисовал!». Я написал стихотворение: «Мы все живем, у всех есть право…», заканчивающееся словами: «И люди пятились к расстрелу,/ С ума сходили - и в подвал./ И на пол сразу - наповал./ Поэт поэтому овал/ Воспринимал так туго,/ И с детства угол рисовал -/Один лишь угол, угол, угол». Это стихотворение пошло самиздатом среди студентов. И меня после прищемили, узнали, кто автор. Маму реабилитировали в 59-ом году, и она очень боялась, что я пишу стихи, всегда говорила: «Брось писать стихи, расстреляют, а, не дай Бог, посадят».
- А в киноискусство как пришли?
- У нас в деревне не было ни электричества, ни радио. И только раз в два-три месяца привозили кинопередвижку. Я стал мечтать создавать кино, для меня этот процесс представлялся каким-то чудом, волшебством. Я считал, что сначала надо стать артистом, а потом о кинорежиссуре думать. Индийское кино я тогда обожал, и до сих пор люблю смотреть. Жена этого терпеть не может - она киновед, кинокритик. Я был дружен с Раджем Капуром. На одном из московских фестивалей меня с ним познакомил Федор Бондарчук. В 90-х годах я гостил у сына Капура в Дели и в Бомбее, но меня разочаровала Индия своей контрастностью: рядом с дворцами - нищета, грязь, в коробках живут бродяги. Меня это потрясло.
- С голливудскими актерами ведь тоже поддерживаете отношения?
- С Робертом Де Ниро знаком. Там интересная история: Де Ниро был председателем московского кинофестиваля, а Андрей Кончаловский - членом жюри. Он меня с ним и познакомил. Де Ниро посмотрел фильм «Десять лет без права переписки» и сказал мне: «Саша, я не смог бы так сыграть». Для меня это был комплимент выше, как говорится, небесных похвал. Я очень дружу с Чаком Норрисом. У меня в Москве есть уже более пятнадцати лет спортивная школа по дзюдо, которую посещают около четырех тысяч ребят. Чак Норрис приезжал в Москву почетным судьей в чемпионате мира по кик-боксингу, а меня позвали ведущим. Чак сказал, что хоть он и семикратный чемпион мира по карате, но хотел бы, чтобы его представил какой-нибудь известный киноактер. Мы с Чаком так и подружились, я привез его к себе в школу, он посмотрел, как ребятишки мои тренируются, и подарил школе триста кимоно. Каждое кимоно я с тех пор вручаю ребятам за высокие достижения.
- Вам и спорт близок?
- Эту школу создал Отари Квантришвили (основатель партии спортсменов России, известный криминальный авторитет - авт.), когда его застрелили, мои друзья-спортсмены, а у меня их много, сказали: «Саша, возглавь, в артистов стрелять не будут». В детстве у меня был первый разряд по акробатике, во время учебы в театральном училище - второй разряд по фехтованию на рапирах. В автокатастрофах я много побывал, переломался весь, поэтому не стал заниматься акробатикой. Сейчас мне 67 лет, но на шпагат я сажусь.
В отличие от Александра Васильевича, которого люди знают по самым разным ролям, Светлана Тома вспоминается любителям кино в первую очередь ярким образом цыганки Рады из фильма «Табор уходит в небо».
- Не ты выбираешь, а тебя выбирают, - говорит об этой ситуации Светлана Андреевна. - Даже если один фильм остается у актера и входит в историю - это уже очень много. Это ведь не значит, что актер плохой, есть множество примеров, когда так называемый заложник одной роли прекрасно играет другие образы, но людям помнится предыдущая роль. Большое значение для создания образа имеет и то, насколько актер и режиссер понимают и чувствуют друг друга.
- Вы много лет выступаете со спектаклем «Заложники любви», который сегодня играли в Павлодаре. Не приедается роль?
- Нет. Спектакли могут жить для своего жанра долго, а могут и год-два-три и рассыпаться. Наш сегодняшний спектакль ставится уже семнадцатый год, мы много импровизируем в нем. Мы не играем застывшую форму. Поэтому, я считаю, спектакль, который вышел шестнадцать лет назад и тот, что был показан сегодня, это - разные спектакли.
- Вы ведь исполняете романсы, как пришли к этому?
- Мой папа хорошо пел, моя сестра хорошо пела и поет. В институте у меня был предмет - вокал. Потом был у меня фильм «Благочестивая Марта», у моей героини есть небольшой романс. Музыку к этому фильму писал замечательный композитор Геннадий Гладков. Хотели записывать какую-то профессиональную певицу, но он сказал режиссеру, чтобы попробовала я. Гладков тогда послушал и сказал: «Ты должна петь, не бойся, просто делай свой репертуар, пой романсы». Тогда я и поверила в себя, позже были картины, в которых я пела, затем возникла и концертная программа. Важно, чтобы в тебя верили. Тогда появляются силы, вера в себя, и ты пробуешь какие-то новые вещи.
- Как вы думаете, почему российское кино не смогло дотянуться до известного на весь мир качества советского кинематографа? В чем главное отличие этих двух киноэпох?
- В советском кинематографе был герой. Ему хотели подражать. К сожалению, в российском кино героев со знаком плюс почти нет. Это все герои со знаком минус: какие-то бандиты, преступники. Картина «Табор уходит в небо» в свое время была рекордсменом по количеству зрителей и стран, которыми была куплена картина - таких было 120. Ни одну советскую картину не купило такое количество государств. Я была с этим фильмом на всех континентах земного шара в те далекие советские времена - представляла его в пятидесяти странах. Сейчас можно говорить, что есть Интернет, и люди смотрят фильмы с его помощью, но нет - хорошее кино зрители идут смотреть в кинозал. В американском кинематографе сейчас есть положительный герой. Это фильмы так называемого большого стиля, который привлекает к себе зрителей. Потому люди и ходят на американское кино.
- Российского кинематографа сейчас нет, - соглашается Наталия Егорова. - Кино стало коммерческим, а хорошие артисты дорого стоят. Продюсерам выгодно брать малоизвестных и, соответственно, дешевых артистов, поэтому наш кинематограф пал. А ведь артиста воспитывают фильмы, их количество, качество. Сейчас воспевают низменное, что ничто человеку не чуждо, и никак понять не могут, почему все чаще в реальности жизнь человеческая ничего не стоит, дети выбрасываются с этажей. Хотелось бы верить, что российское киноискусство еще ждет взлет.
- Я верю в то, что будет возрождение российского кино, - продолжает Светлана Тома, - потому что Россия богата талантами, придет поколение, которое будет снимать те фильмы, которые вернут зрителей в кинозалы на просмотр работ их соотечественников. Это случится.